Ровно тридцать лет назад ушел из жизни известный чувашский писатель, писавший на русском языке, лауреат премии комсомола Чувашии им. М. Сеспеля Виталий ЗАХАРОВ. Ушел в расцвете творческих сил, всего лишь на 42-ом году жизни. Своими воспоминаниями о дружбе с писателем делится журналист, заслуженный работник культуры Чувашской Республики Павел Галочкин.

Практически ежедневно я прохожу мимо дома на улице Эльгера, где последние три года жил Виталий Захаров. Об этом напоминает мемориальная доска, установленная еще в советские годы, когда республиканский Союз писателей был единым и неделимым, и книги местных литераторов выходили с завидной регулярностью. И авторы получали приличные гонорары, а не платили сами, как сегодня, издательствам за выход своих книг. Думаю, подивился бы Виталий Николаевич на незавидную участь писательского союза, одним из руководителей которого он был в последние годы жизни.
…Память уносит меня в далекий 1968 год, когда я, молодой и амбициозный поэт (каковым себя считал), приехал по распределению в Чебоксары после окончания Муромского радиотехнического техникума. Стихи тогда из меня лились безостановочным потоком, и знатоки подсказали, что существует лишь одно место, куда их можно безнаказанно нести. Имелась в виду редакция республиканской комсомольской газеты «Молодой коммунист», а точнее, литературное объединение при ней, которое называлось «Парус». Там и состоялась моя первая встреча с сотрудником редакции Виталием Захаровым, который этим «Парусом» и руководил. Тогда он был начинающим прозаиком, готовящим к изданию свою первую книгу рассказов. Вскоре она и вышла под названием «Сердце человека». Маленькая, тоненькая, напоминавшая новорожденного ребенка, потому что и была тем самым ребенком, а вернее первенцем. Событие в жизни, как родителей, так и авторов.
В книжке особенно запомнился рассказ о простом парне, который был в первом отряде космонавтов, готовился к полету, но попал в аварию и был отчислен из отряда. Психологически точно передал автор (Виталий утверждал, что это его первый рассказ) переживания героя, когда в космос полетели его друзья. Сюжет, конечно, навеян состоявшимся недавно полетом Андрияна Николаева.
«Парус» тогда был известен всей республике. Мы выступали на городских предприятиях, в студенческих общежитиях, иногда ездили в район. Принимали нас с удовольствием и вниманием. Тяга к поэзии, интерес к ней тогда находились на довольно высоком уровне. К слову сказать, из нашего объединения вышли известные в республике литераторы, члены Союза писателей СССР, например, Владимир Мурашковский, Вячеслав Сафронов, Валентина Ильина. К моменту нашего знакомства Валя была студенткой пединститута, а позже она стала супругой Виталия.
«Парус» издал два коллективных сборника под одноименным названием, в подготовке которых Виталий Захаров принял самое активное участие, будучи их составителем. Готовился и третий сборник, где должны были появиться и мои стихи. К сожалению, он не вышел. Не расстраивайся, говорил мне тогда Виталий, будет и на твоей улице праздник. И подарил свою недавно вышедшую вторую книгу, написав «…с уважением и любовным пожеланием: догоняй!»
Книжка называлась «Пуд соли» и вышла в Чувашском книжном издательстве рекордным для нынешних времен тиражом – 40 тысяч экземпляров. Нынче Чехова по стольку не издают. Давшая название повесть производила неоднозначное впечатление. Очень точно о ней сказал товарищ Виталия по писательскому цеху, известный в республике прозаик Петр Маркин в предисловии к одному из следующих сборников Захарова: «Скажу честно, повесть не произвела на читателя того впечатления, на которое, видимо, рассчитывал молодой автор. Да и не могла произвести, потому что ее герои получились худосочными, надуманными, философствующими в духе модных веяний тех лет». Эту повесть Виталий никогда больше не переиздавал.
Много лет спустя, перечитав повесть, я понял, почему так произошло. В те годы в литературу вихрем ворвались представители так называемой «городской» прозы – Василий Аксенов, Владимир Амлинский, Анатолий Гладилин. Печатались они в популярнейшем тогда журнале «Юность» и были, как говорится, на слуху у читающей публики. Виталий вольно или невольно пошел на поводу у этой прозы. А по складу дарования он был писатель-почвенник, писатель- деревенщик, таких в 19 веке называли славянофилами в отличии от писателей-западников. Поэтому по духу Виталий ближе к Валентину Распутину, Василию Белову, Виктору Лихоносову, Владимиру Личутину. С последним он учился на Высших литературных курсах в Москве, жили в соседних комнатах. Помню, Виталий вспоминал:
«Личутин был маленького роста, я любил над ним подшучивать, когда, например, в кино шли. Мол, паспорт не забыл, Володя, а то на фильм до 16 лет не допускают. Личутин не обижался, а потом и бороду отпустил. Наверное, для того, чтобы в кинотеатре проблем не было».
К слову сказать, одно время и Виталий был с бородой. Однако, она активно не нравилась жене Вале и пришлось ее сбрить. Остались одни черные густые усы.
В той же книге были напечатаны три рассказа. Один из них назывался «Победа» и был посвящен нашему с Виталием другу, начинающему тогда поэту Вячеславу Сафронову, о котором я упоминал выше. Собственно, Слава был одним из главных героев рассказа, в нем цитировались его стихи. Рассказ производил хорошее впечатление, и я его запомнил. Правда, пробурчал автору, что у Аксенова уже есть рассказ с таким названием и плагиатом заниматься негоже. Виталий усмехнулся в усы.
А через несколько лет в московском издательстве «Современник» вышел сборник Захарова «Нюринге», где была опубликована та же «Победа». Однако объем рассказа был увеличен примерно на треть и заканчивался какой-то, на мой взгляд, надуманной ситуацией, о чем я не преминул сказать автору:
– Скажи, Виталий, зачем ты испортил хороший рассказ?
– Вот как. А я думал, что улучшил его, углубил.
– Нет, испортил, – я стоял на своем.
Виталий не стал спорить, достал новенький экземпляр «Нюринге» и сделал такую надпись: «Симпатичному Паше Галочкину, понимающему в литературе, может быть больше, чем автор сих опусов. От души!». И спросил, вручая мне книжку:
– Скажи, почему ты бросил писать стихи?
Ответ на этот вопрос у меня был уже давно заготовлен:
– Понимаешь, Виталий, писать хуже, чем раньше, не хочу, а лучше – не получается.
…Особенно сблизились мы с Виталием в последний год его жизни, когда я получил квартиру в соседнем доме. Его Валентина надолго уезжала к родственникам на Украину, и мы вместе проводили вечера, частенько продляя их далеко за полночь. Много говорили и спорили о литературе, о политике, так сказать, о текущем моменте. Виталий жаловался, как тяготит его депутатство в Ленинском районном Совете, куда он попал типа на выборах, а фактически по разнарядке. Да и вообще скажу, что Виталий Захаров совсем не был публичным человеком, не любил собраний и всякого рода президиумов. Помню, я проводил литературный вечер и уговаривал Виталия, как заместителя председателя правления Союза писателей республики, выступить на нем. Не уговорил.
А еще Виталия Захарова отличала удивительная скромность. Говорю об этом не потому, что он мой друг, не потому, что о покойных – или никак, или хорошо, просто это действительно так. Не было в нем ни малейшего намека на звездную болезнь. К творчеству своему он относился с изрядной долей иронии, рассказы именовал не иначе как «сии опусы». Никогда не считал себя большим писателем, а лишь беллетристом средней руки. А был ведь он лауреатом премии им. Михаила Сеспеля за сборник «Железины». Помню, иронизировал по этому поводу, мол, мне остались только лауреатский знак да слава, а денежного вознаграждения хватило лишь на банкет после вручения премии. Через два года после смерти в «Современнике» вышла вторая книга рассказов «Раскаты», которую впоследствии перепечатало Чувашское издательство. Это была последняя публикация Виталия Захарова.
А еще Виталий переводил с чувашского языка, за что ему благодарны многие местные писатели. Очень благодарен Виталию был мой покойный отец. Будучи редактором альманаха «Дружба», Захаров опубликовал отцовскую автобиографическую повесть «Галчонок». Правда, не обошлось без потерь. Дело в том, что одним из главных героев повести был пионервожатый-китаец. Отец его не выдумал, так действительно было в двадцатые годы прошлого века. Но в начале семидесятых годов ситуация с Китаем очень обострилась, многие помнят инцидент на острове Даманский. Цензура стояла насмерть, и пришлось китайца переделать на русского парня. Позже отец написал продолжение повести, но времена изменились, и оно не было напечатано, но не по вине Захарова.
А вот принципами своими Виталий никогда не поступался, мог пойти и шел, если был убежден в своей правоте, на конфронтацию. Помню, были они не в ладах с одним известным писателем, ныне тоже покойным, имевшим репутацию местного Зоила. Не уступал ни тот, ни другой, так и ушли оба из жизни, не помирившись. «Зоил», правда, пришел на похороны и даже деньги положил, как принято, но предупредил, чтобы «Вале не говорили, а иначе откажется взять».
…Последний раз я виделся с Виталием за два дня до его смерти. Он был уже тяжело и безнадежно болен, и, кажется, знал об этом. Однако, бодрости духа не терял и выразил надежду, что, мол, поправится, и мы возобновим наши литературные вечера. Это было в четверг.
В воскресенье я его вновь увидел. А он меня – нет…